Религия и процессы формирования политической карты мира
Глава из монографии Н.А. Трофимчука и М.П. Свищева «Экспансия» (М, 2000)

Осмысление перспектив развития мира после окончания холодной войны привело геополитиков к построению двух принципиально разных моделей. Одна из них, теория «мондализма» — конца истории и единого мира. Ее автором считается американский геополитик Френсис Фукуяма, написавший статью под названием «Конец Истории?». В ней утверждается, что все формы геополитической дифференциации — культурные, национальные, религиозные, идеологические и т.д. в скором времени будут окончательно преодолены, и наступит эра единой общечеловеческой цивилизации, основанной на принципах либеральной демократии. История закончится вместе с геополитическим противостоянием, давшим изначальный импульс истории.

Для нас большой интерес представляет другая модель, сформулированная Самуилом Хантингтоном в статье «Столкновение цивилизаций?». Он вопреки Ф.Фукуяме утверждает, что видимая геополитическая победа атлантизма не затрагивает глубинных цивилизационных пластов. Западная идеология — либерал-демократия, рынок и т.д. — стали безальтернативными лишь временно, т.к. уже скоро у незападных народов начнут проступать цивилизационные особенности, основанные на культурно-религиозной идентичности. Хантингтон цитирует Джорджа Вейгеля: «десекуляризация является одним из доминирующих социальных факторов в конце ХХ века». Следовательно, вместо того, чтобы отбросить религиозную идентификацию в едином мире, о чем говорит Фукуяма, народы, напротив, будут более сильно ощущать свою религиозную принадлежность. По этому, а также культурному признаку, Хантингтон наряду с западной цивилизацией (Северная Америка, Западная Европа) выделяет еще семь типов: славяно-православную; конфуцианскую (китайскую); японскую; исламскую; индуистскую; латиноамериканскую; и, возможно, африканскую. Их цивилизационное развитие, констатирует он, отличается от ориентиров Запада, что в перспективе снова приведет мир к ситуации противостояния. Уже ближайшее будущее будет во многом определяться «цивилизационными разломами» и столкновением цивилизаций. Важный постулат, вытекающий из модели Хантингтона можно сформулировать следующим образом: религиозные факторы относятся к числу особенностей, определяющих облик цивилизаций.

Несмотря на желание многих возразить Хантингтону на его прогноз о столкновении цивилизаций, сделать это достаточно убедительно, по существу, никому не удалось. Более того, религиозные симпатии и антипатии, определяющие оценки и отношение многих стран к войне в разделенной по конфессиональному признаку Югославии, зримо очертили линию конфликта в полном соответствии с его моделью. Исламский мир оказывал моральную, политическую и финансовую помощь боснийским мусульманам, западный — деятельно сочувствовал прежде всего хорватам, Россия — все более открыто солидаризировалась с православными сербами.

«Культурологические и религиозные факторы, — отмечает Кривохижа В.И., — усиливают и углубляют эмоциональную глубину недовольства, вызванного конкретными историческими проблемами, политическими спорами, социально-экономическим неравенством и геополитическими факторами. Во многих случаях эти факторы активно используются элитами для достижения своих амбиций».

В рамках нашей работы не ставилась задача защиты или опровержения радикальной модели Хантингтона. Не столь важно, удовлетворяет ли она научную общественность и насколько соответствует ее нравственным критериям. Однако, по нашему мнению, ценность данной и любой другой модели напрямую зависит от политического и научного веса, уровня и объема информации, имеющейся у ее автора. Если он не обладает в полном объеме названными составляющими — цена ей не велика. Сценарии же моделей, например, таких политологов и геополитиков, как З.Бжезинский, принимаются и проигрываются на самом высоком государственном уровне. Автор «цивилизационной» модели безусловно относится к категории людей, которые формируют информационное поле для представителей высших эшелонов государственной власти, способных оказывать решающее влияние на политическую жизнь планеты. Представляется, что, будучи известным теоретиком, профессор Гарвардского университета, директор Института стратегических исследований им. Дж. Олина при Гарвардском университете С.Хантингтон при построении своей модели опирался не столько на умозрительные заключения, сколько на процессы, которые отчасти уже являются реалиями мировой политики, или могут характеризоваться как глубинные тенденции в сфере геополитического сознания. С нашей точки зрения ее достоинство состоит в том, что она позволяет определить оценку западным миром места и роли религиозных факторов в современной геополитике. Следует также констатировать, что Запад, в своем стремлении к доминированию, уже сегодня, с присущим ему прагматизмом, включает эти факторы в конкретные программы внешнеполитической деятельности. Религия по-прежнему является одним из способов, которым западная цивилизация утверждает свой приоритет в мире.

Главный геополитический вывод Хантингтона — интересы Запада требуют укрепления собственной цивилизации. В связи с этим он дает западной цивилизации ряд рекомендаций, выполнение большинства из которых немыслимо без использования религиозных факторов. В частности:

— обеспечить более тесное сотрудничество и единение в рамках собственной цивилизации, особенно между ее европейской и ее североамериканскими частями;

— интегрировать в Западную цивилизацию те общества в Восточной Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к западной;

— использовать трудности и конфликты во взаимоотношениях исламских и конфуцианских стран; поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности и интересы в других цивилизациях;

— усилить международные институты, отражающие западные интересы и ценности и узаконивающие их, и обеспечить вовлечение незападных государств в эти институты.

Очевидно, что рекомендации С.Хантингтона нацеливают запад на активные действия по изменению цивилизационных парадигм государств и территорий. Неверно, эти парадигмы представляют из себя что-то фундаментально неизменное (хотя они и очень консервативны). Их трансформация происходит, хотя этот процесс может занимать многие поколения. Как отмечал Н.Моисеев, «любому процессу, в том числе и развитию цивилизации, сопутствует рост разнообразия форм организации жизни, в том числе и «цивилизационных разнообразий». В связи с этим, по мнению академика, внутренняя структура цивилизации никогда не была и не будет однородной. Данная характеристика, назовем ее — «внутренняя расколотость», является одной из первопричин разрушения цивилизационного единства, чему особенно способствуют различные социально-политические катаклизмы, подобные переживаемым в настоящее время Россией.

Примеры разрушения цивилизационного единства есть в истории славянских народов. Безусловно, триумфом Запада в этом плане являются Флорентийская и Брестская унии, в результате которых ряд православных церквей и «православных стран» (литовское княжество, поляки, западные украинцы, чехи и другие ныне католические народы славянского корня) подчинились религиозному и политическому влиянию папства, а значит Запада. Многие исследователи указывают на негодные причины, используемые в попытке Ватикана окатоличить часть украинского и белорусского народов. Так, Н.М.Карамзин, рассматривая Брестскую унию, отмечает «обольщения и угрозы» папы Климентия VIII, лицемерие, коварство и корыстолюбие Михаила Рогозы, киевского митрополита».

Споры ведутся и по поводу юридической силы унии 1596 года. Так, католический автор Йозеф-Мария де Вольф утверждает, что на соборе 1596 г. присутствовало только шесть епископов. Не присутствовали епископы Львовский Гедеон Балабан и Перемышльский Михаил Копистенский.

«Из-за оппозиции польских дворян, — пишет де Вольф, — в том числе князя Константина, и сознательного отсутствия галицких епископов (Львов, Перемышль) на синоде уния сначала не имела желанного успеха..., она (уния) подвергалась тяжелейшей опасности. Но, несмотря на сопротивление, она в конце концов осуществилась. В 1692 г. к унии присоединился перемышльский епископ Иннокентий Винницкий, в 1700 г. — львовский епископ Иосиф Шумлянский и в 1702 г. — луцкий епископ Дионис Жабокрицкий».

Однако де Вольф не раскрывает сути проблемы, не дает ответы на вопросы, почему львовский, луцкий и перемышльский епископы примкнули к унии через сто и более лет.

Дело в том, что «уния была введена небольшим латино-униатским собором против воли большого Собора православных (6 октября 1596 г.), участниками которого были: Львовский епископ Гедеон Балабан, Перемышльский епископ Михаил Копистенский, а также представители Восточной церкви: екзарх Константинопольского патриарха Никифора I, Александрийский екзарх Кирилл Лукарис, князь Константин Острожский, много сенаторов, духовенства, представителей православных братств». В выступлении на соборе львовский епископ Гедеон Балабан говорил, что «он и все собравшиеся хотят стоять и помирать за восточную веру». На Собор не явились униатские епископы, митрополит киевский Михаил Рогоза и иезуит Петр Скарга, а также светские воевода Николай Христоф Радзивилл, канцлер литовский Лев Сапега, подскарбий Дмитрий Халецкий. На четвертый день работы большого Собора, 9 октября, «выдан был декрет соборный: митрополит (М.Рогоза) и владыки: владимирский, луцкий, полоцкий, холмский и пинский лишаются архирейского сана, потому что без ведома своего старшего задумали соединение церквей, которое может быть решено не пятью или десятью владыками, а вселенским собором: потом, означенные митрополит и епископы, будучи позваны на собор к ответу, не явились и ответа не дали». В ответ митрополит М.Рогоза с епископами-униатами выдал декрет о лишении сана и проклятия епископов и сообщников их, отвергших унию.

Для точности укажем, что на большом Соборе присутствовали, кроме представителей константинопольского, александрийского престола и митрополита белградского Лукаша, епископы, архимандриты, пресвитеры, всего более двухсот человек, представлявшие практически всю правобережную Украину, часть Белоруссии. На малом же соборе присутствовало несколько высокопоставленных духовных лиц, однако первую скрипку играли иезуит П.Скарга, воевода Н.Радзивилл, канцлер Литовский Л.Сапега. Не случайно, в архивных документах большой Собор именуется «партикулярным, поместным».

После провозглашения унии в манифесте короля Сигизмунда III говорилось: «Православная церковь в Польше уже не существует, а уния должна быть обязательной верой всего православного населения в Польше».

Вот почему возникает вопрос, решения какого собора имеют для церкви юридическую силу? Того, решения которого утверждены большинством духовенства, или того, решения которого утверждены гражданской властью, что сделал король Сигизмунд III? Почему этого не замечают те, кто сегодня говорит о «законности Брестской унии»? Наверное, не секретом для ее современных защитников является письмо иезуита П.Скарги генералу ордена иезуитов К.Аквавиви от 27 сентября 1595 г., в котором утверждается по поводу унии, что «нельзя было позволить, чтобы была упущена такая возможность, которую мы ждали почти 500 лет, после того, как Флорентийская уния не увенчалась успехом. Народ их какой-то несговорчивый, грубый и очень непокорный...». Мы не сомневаемся в искренности слов П.Скарги, направленные в адрес черного папы Ватикана — генерала ордена иезуитов.

Против «непокорного народа» использовались соответствующие средства, далекие от католического вероучения, о чем опять же свидетельствуют современники тех лет. Так, в заявлении львовского епископа Гедеона Балабана, датируемого началом февраля 1584 г., в связи с нападением католиков на львовские церкви и насильным их закрытием говорится о том, что католики «из церкви саблями выбивали» людей. В апреле 1600 года в жалобе Гедеона Балабана в адрес львовского городского суда отмечается, что «ремесленники... римской веры — человек около двухсот, подготовившись как к бою, с оружием, саблями, мечами... насильно ворвались к церкви Святого Юра, неся с собой кости животных, чиня бесчестие и позор святому месту».

Совсем уже не по-христиански поступил униатский митрополит И.Потий, когда «в среду по пятидесятнице, собравши... много людей римского закона... при службе нас, священников, и всех людей народу русского, клял, свечи гасил, метал, плевал, шатался сам и все его (сторонники) при нем... с чем и отъехал» , — свидетельствует львовский протопоп Г.Негребецкий 5 июня 1604 г.

Становится ясным, почему Ужгородская уния была введена в 1649 г., а в Трансильвании в 1699 году. Уния была переходным состоянием, после чего следовало политическое и экономическое закабаление народа, а для этого были любые средства хороши, в том числе и насильственные.

Нам представляется, что о принципе добровольности унии говорить не приходится: шел процесс насильственного окатоличения народа, преследовались политические цели, направленные на укрепление позиций Ватикана. Сопротивление местного населения оказывалось всегда.

Даже католические исследователи, в том числе и И.Ортинский в уже упоминавшейся нами книге, вынуждены признать, что «часть украинского духовенства и даже много шляхты в унии видят угрозу украинскости и относятся к ней враждебно. Мерами гетмана Петра Сагайдачного восстановлены православные иерархии в 1620 году».

Факты истории и в XVI, и в XVII, и в XVIII, и в XIX, и в ХХ веках говорят об этом. Восстания С.Наливайко, И.Кармелюка, известная Колиивщина, национально-освободительная борьба под руководством Б.Хмельницкого, как правило, шли под лозунгом защиты православной веры за освобождение от социального гнета и национально-религиозных притеснений латиноуниатского фанатизма, за единство русского, украинского и белорусского народов. Так, например, одной из причин восстания на Закарпатье в 1703-1711 годы, в котором участвовало около 75 тысяч человек, против Габсбургов, был не только гнет политический, экономический, но и то, что Габсбурги при помощи насильственных мер считали нужным прекратить деятельность православной Мукачевской епархии. Епископ Декамелис, присланный из Рима в Мукачево, вынужден был бежать, так как народ ставил ему в вину жестокости и насилия, которыми Вена воспользовалась для искоренения восточной церковности.

О действительном положении православного населения Львова рассказал в своем выступлении на Варшавском сейме 1620 г. православный шляхтич Лаврентий Деревинский: «... что делается во Львове? Кто придерживается греческой веры и не перешел к унии, тот не может жить в городе».

О том, какие беды принесла уния населению западных областей Украины, свидетельствует польский писатель XVIII в. З.Крашевский. «Городская власть, — пишет он, — не думала об урегулировании и примирении партий, но только о помощи униатам и иезуитам, производящим совращения и мятеж. У православных отнимались церкви, подвергались нападениям соборы и типографии. Молодежь католическая, воспитанная иезуитами, преследовала иноверцев по улицам и домам; непрестанно происходили схватки и кровавые диспуты. Вся литература того времени посвящена религиозной полемике, не столько догматического, сколько пасквильного характера и была полна аргументами ad hominem. Исторические данные в доказательство того или иного положения приводились в искаженном виде. Ужас охватывает, когда приходится читать это, и жаль становится не одной сильной личности и незаурядных талантов, которые в этой борьбе потратили свои силы, стоящие лучшего применения». Вот почему протесты против окатоличевания населения были всегда. Уже в конце XIX — начале ХХ вв. униатские приходы в западном регионе Украины отрекались от Рима. Власти вынуждены были принимать различные меры (шантаж, подкуп, избиение) для того, чтобы укрепить позиции католицизма. Так, в «Ведомостях о состоянии римско-католической пропаганды в Волынской епархии за первую половину мая 1938 г.» указывается, что «реальных успехов римско-католической пропаганды нет» в Острожском деканате, «народ стоит за православную веру».

«Ведомости» сообщают также, что 25 марта в село Плиска Кремянецкого повита приезжали капитан Корпуса Охраны Пограничья (КОП), ксендз и около 30 человек, которые в течение 5 часов «всеми способами склоняли к католицизму». Однако, «все молчали, ни один из присутствовавших не отозвался ни одним словом». Акция капитана и ксендза не увенчалась успехом. В Межирицком деканате Ровенского повита якобы приняло католицизм 105 человек. Однако на самом деле католицизм приняло всего несколько человек, среди них «Д.Смельчук и его жена, парафияне Липненской церкви, которые имеют надежду избавиться от долгов на землю — около 2000 злотых. Н.Янчук и жена, местные хуторяне, очень бедные, перешли, так как им обещана денежная помощь». В 1937 и 1938 годах с участием военнослужащих КОП проведена так называемая миссионерская акция по вовлечению украинцев-православных в католицизм. Так, например, в селе Речки Ровенского повита 19 февраля 1938 г. представитель КОП собрал православных украинцев, фамилии которых заканчиваются на «ский» и уговаривал их перейти в католицизм, а в комнате стражника их предупреждали, что для них «будет плохо, если не послушаются». Насколько жестокие методы применялись в ходе окатоличивания украинского населения, подтверждает выступление главы украинского парламентского представительства посла Волыни С.Тимошенко на заседании бюджетной комиссии Сейма 24 января 1938 года в Варшаве. Он сказал, что «в районе Ланивци КОП проводит акцию обращения в католицизм. При обращении перечеркивается свобода совести, используется психический террор, пущено в обиход утверждение, что в пограничной полосе могут жить только поляки и католики. Священник Малюжинский из с.Гриньки открыл церковь (православную), которая наполнилась людьми, несмотря на утверждение, что в этом селе все перешли в католицизм. После окончания службы божьей подошел капрал КОП и потребовал немедленного выезда священника. Был я в селе Гриньки, оттуда и меня приказано убрать, хотя я имел пропуск и польское удостоверение. К сведению Премьера сообщаю, что первым, кто перешел в католицизм — это русский жандарм Седельников: грешную душу жандарма не спасет ни католический, ни православный священник». Сопротивлявшихся католицизму крестьян лишали также земли, высылали. Неугодные публикации запрещались, жесткая цензура действовала безотказно.

Трудно дать оценку современным ученым мужам (Бог им судья!). Украинской академии наук, рассматривающих православие на Украине и взаимосвязь украинского и русского народов только сквозь призму потери украинскости населения. Кому выгодно?

Известен своей жестокостью архимандрит Троицкого монастыря, ректор семинарии Иосафат Кунцевич, окруженный папой Урбаном VIII ореолом мученичества и причисленный им к лику блаженных, а папой Пием IX в 1863 г. к лику святых.

За что же чтят в Ватикане святого Иосафата? В музее города Полоцка хранятся вещи, которые ясно «доказывают святость» Кунцевича: ременная нагайка, железная рукавица, железные кандалы, которыми пользовался «святой», утверждая унию. Жестокость Иосафата вызывала протест не только среди местного населения. Она вызывала протест среди последователей униатства. В письме князь Литовский Лев Сапега писал ему: «Вы требуете, чтобы не принимающих унию изгнать из государства, да спасет Бог наше отечество от такого беззакония..., мы никогда в отечестве своем не имели таких раздоров, какие родила нам эта благовидная уния». Льва Сапегу нельзя заподозрить в неискренности, точно так же как и папу Урбана VIII, который счел необходимым написать письмо Льву Сапеге (10 февраля 1624 г.) и потребовать «мечом и огнем истреблять язву» (противников католической религии) и наказать за убийство в Витебске в 1623 г. Иосафата, так как «милосердие есть жестокость». Под руководством Льва Сапеги два бурмистра и восемнадцать горожан в Витебске были казнены. Около ста человек, спасшихся бегством, были приговорены к смертной казни. Город потерял все привилегии, две православные церкви и городская ратуша были разрушены.

Не секретом является также и то, что православная пропаганда на территории Австро-Венгерской империи, куда входила часть территории Западной Украины, считалась государственной изменой.

Действительно, в этом процессе каждый преследовал свои цели. С принятием католицизма (или унии) эти страны, теряя постепенно свою славянскую идентичность и самобытность, тянулись к Западу и стремились сделаться частью Европы. Причин этому много — и экономическое благосостояние, и политические выгоды и, конечно, не последнюю роль играет общность церкви. В результате, инициированное стремление к западной цивилизации оказалось у этих народов сильнее своего национального, славянского восприятия и изменило их цивилизационную принадлежность. Вследствие этого, в Европе как Тойнби, так и Хантингтон провели линию раздела между народами не столько по границам национальных территорий, сколько по линиям религиозного размежевания.